Жандармы России - Измозик В.С.
ISBN 5-224-03963-0
Скачать (прямая ссылка):
«Жена моя — продолжает Винский, — встревоженная, удерживает меня: "Как, теперь поздно извощика не найдешь". Офицер отвечает: "У меня карета, пожалуй, проворнее поедем" — "Надобно одеваться?" — "Что за
173 одеванье? Довольно сюртука!". И так торопливо накинувши сюртук, обнявши милую невинность, вышел я на улицу, где увидел карету, четвернею запряженную и двух верховых. Спрашивать было не о чем...».
Описанный выше «обманный» прием ареста под видом приглашения в гости, на дружескую пирушку, а также под видом («под протекстом») срочного вызова на службу, отправки в командировку не был новостью для екатерининского времени. Чтобы арестовать донесших на гетмана Мазепу Василия Кочубея и Ивана Искру весной 1708 года устроили настоящий спектакль с участием самого царя Петра I и канцлера Г. И. Головкина. В письме царя гетману от 1 марта 1708 года излагался план захвата людей, преступление которых было уже классифицировано до следствия: «Вам сие, яко верному человеку объявляю, чтоб каким образом оных воров поймать (ибо я чаю в сем деле великому их быть воровству и неприятельской факции). К поиманию же их такое свое мнение объявляю, что мы их присланных (с доносом. — К А) отпустим, яко бы веря им в том, чтоб оныя Кочюбей и протчия, бьщто бы ради лучшаго ведения в том деле, сами к Нам приехали, ибо, ежели б явно послать по ним, то б, чаю, конечно, ушли, но сим подлогом чаем их приманить... а пока оныя попадутся, извольте о сем деле тихо держать, яко бы не ведаете о сем». И вскоре канцлер Головкин писал Мазепе из Бешенковичей, что «воры, Кочюбей и Искра, приехали добровольно в Смоленск и оных велели мы за крепким караулом привесть сюда».
В 1725 году сыском были арестованы синодские секретари Дудин и Тишин. Утром 18 августа в Синод пришел гвардейский унтер-офицер Хрущов и объявил секретарям, что их вызывают в Сенат. Как только они вышли на улицу, Хрущов арестовал Дудина и Тишина и отвез в Петропавловскую крепость. Обеспокоенные члены Синода послали архимандрита Афанасия Кондоиди в Тайную канцелярию чтобы узнать «о причине такого самовольного обманного захвата его чиновников». Из сыска довольно грубо ответили: «Какое до синодальные секретарей касается дело, о том знать Святейшему Синоду не надлежит».
Крестник Петра I Абрам Ганнибал, попавший весной 1727 года под подозрение всесильного А. Д. Меншикова, внезапно получил из Военной коллегии указ о срочной командировке в Казань, якобы по инженерным делам, куда ему надлежало отбыть немедленно. Не успел он приехать в Казань, как там его ждал новый указ из Петербурга: отправиться немедленно в командировку в Тобольск. Одновременно сибирскому губернатору князю М. В. Долгорукому ушел указ, чтобы прибывшего Ганнибала отослать в Селенгинск, да еще присматривать за ним, чтобы он, случаем не сбежал в Китай. Довольно быстро Ганнибал понял, что все эти, удаляющие его от столицы, командировки — форма опалы. С дороги он принялся писать жалобные челобитные, письма к благодетелям, но ему уже ничего не помогло — в Селенгинске его арестовали, а потом исключили из гвардии и написали майором Тобольского гарнизона.
Весьма тонко и коварно действовал в Березове в 1738 году капитан гвардии Федор Ушаков, посланный для расследования доноса таможенного подьячего Тишина на князей Долгоруких. Прибыв в Березов, он скрыл ото всех цель своего приезда (а она, согласно инструкции, была такой: «Секретно собрать подтвердительные сведения о дерзких... словах» Долгоруких), сблизился со ссыльными и местной администрацией, увидел собственными глазами всю обстановку в Березове и потом, дружески распро-
174 щавшисъ с березовцами, вернулся с докладом в Петербург. Там он получил полномочия для ведения следствия, и в сентябре 1738 года около 30 человек (по другим данным — 60): Долгорукие, начальник охраны ссыльных майор Петров, священники и другие жители Березова были внезапно арестованы приехавшим, на этот раз с конвоем, Ушаковым, доставлены в Тобольск, где и началось кровавое следствие.
Канцлера А. П. Бестужева-Рюмина арестовали по обвинению в заговоре внезапно 25 февраля 1758 года. В этот момент он болел, но, именем императрицы, ему предписали прибыть во дворец. Как описывает далее французский посланник де ла Мессельер, «приближаясь к подъезду дворца, он изумился, когда увидел, что гвардейский караул (обыкновенно отдававший ему честь) окружил его карету посредством движения, сделанного им направо и налево. Майор гвардии арестовал его как государственного преступника и сел с ним в карету, чтобы отвести его домой под стражею. Каково было его удивление, когда, возвратившись туда, он увидел дом свой занятый четырьмя батальонами (думаю, что это преувеличение. — Е. А), часовых у дверей своего кабинета, жену и семейство в оковах, а на бумагах своих печати».
Прибегал сыск и к обманным вызовам из-за границы. В 1690 году сыск выманил из Польши в Великие Луки главного свидетеля по делу Сильвестра Медведева поляка Дмитрия Сплина, что позволило отправить ученого монаха на плаху. Знаменита и история задержания «принцессы Владимирской» («Таракановой»). По указу Екатерины II ее обманом вывез из Италии находившийся в Ливерно с эскадрой А. Г. Орлов. Для успешного исполнения указа государыни Орлов прикинулся влюбленным в девицу и увлек ее — а мужчина он был видный и красивый. Позже, в отчете о происшедшем он писал: «Она ко мне казалась быть благосклонною, чего для я и старался пред нею быть очень страстен. Наконец, я ее уверил, что я бы с охотой и женился на ней и в доказательство хоть сегодня, чему она, обольстясь более, поверила. Признаюсь, милостивая государыня, что я оное исполнил бы, лишь только достичь бы до того, чтобы волю В. в. исполнить». 21 февраля 1776 года Орлов заманил самозванку и ее свиту на русский флагманский корабль «Три иерарха», стоявший в гавани Ливерно и на борту корабля ее арестовали, а затем отвезли в Петербург. При этом Орлов продолжал ломать комедию. Он послал ей якобы тайную записку, из которой следовало, что и его также арестовали, просил возлюбленную терпеть, обещал при случае освободить из узилища. Все это было сделано для того, чтобы доставить самозванку в целости и сохранности в Россию, а для этого «манить» ее несбыточными надеждами. После ухода корабля Орлов вернулся на берег и написал Екатерине, что самозванка «по сие время все еще верит, что не я ее арестовал».
