Уголовная Россия - Чалидзе В.
Скачать (прямая ссылка):
Отражены в жаргоне и отношения вора с жертвой. Вот, например, слова, обозначающие жертву, не знающую, что имеет дело с ворами: сундук, ванек, грач, пес; а вот интересное выражение взять смехача на характер,
* В современном жаргоне корочки — документы453; в студенческом жаргоне корочками называют диплом об окончании учебного заведения.
** Это — пример слова, общего с офеньским.12»
99
означающее «вступить в беседу с обворованным лицом».
Изрядная часть воровского словаря посвящена понятиям, относящимся до действий властей; стадии уголовного процесса, милицейские чины, судебные работники, документы — все имеет свои названия. Естественно, что прозвища деятелей власти в этом жаргоне не особенно почтительны и не отличаются благозвучием.
Глава 5. Эстетика воровской жизни
«...И вот соберется в кружок несколько человек, начинают разбирать, кто как жил, кто что делал; один перед другим хвастается, и дойдет дело до ссоры, и подерутся, проломят друг другу головы...»135
Эти слова из дневника заключенной хорошо передают атмосферу воровских сборищ в тюрьме и на воле: главная тема бесед — именно рассказы об изящном совершении покражи, о дерзновенных предприятиях, обо всем, что охватывается современным термином «профессиональная эстетика», если применить его к воровскому промыслу.* Как и в других слоях населения, причастность к эстетическому свидетельствует о значительности иерархического положения просто потому, что эстетическим в определенном слое населения обычно признается именно то, к чему причастны верхи иерархии этого слоя.
В воровском сообществе для иерархической диагностики, помимо признания профессионального мастерства и исправного следования предписаниям воровского закона, важной является способность к стойкому перенесению страданий **— обстоятельство, вполне понятное
* Известен пример103 грабителя, который после совершения изящных ограблений, звонил начальнику полиции и хвастался своей неуловимостью, отчего и был пойман. Другой пример: Ленька Пантелеев у Шейнина 468 .
** Часто эту стойкость, в частности, к страданиям физическим, болевым, относят за счет пониженной чувствительности;
100
при том, что против воровского мира общество ведет войну; судя по всему, особенно яркие проявления этой способности бывают относимы воровским миром к области эстетического.
В некоторых специальных случаях эта культивируемая ворами способность переходит границы прагматического и становится самодовлеющей, приводя к действиям, на взгляд постороннего наблюдателя ужасным и бессмысленным. Я имею в виду увлечение некоторых субъектов самоистязанием, увлечение, почти неизвестное на воле,* но весьма распространенное среди узников. Вот как пишет об этом Э. Кузнецов:106
«Я десятки раз был свидетелем самых фантастических самоистязаний. Килограммами глотают гвозди и колючую проволоку; заглатывают ртутные градусники, оловянные миски (предварительно раздробив их на «съедобные» куски), шахматы, домино, иголки, толченое стекло, ложки, ножи и... что угодно; заталкивают в уретру якорь; зашивают нитками или проволокой рот и глаза; пришивают к телу ряды пуговиц; прибивают к нарам мошонку и, проглотив сделанный из гвоздя крючок, прикрепленную к нему бечевку привязывают к двери, чтоб ее нельзя было открыть, не вывернув «рыбу» наизнанку; над-
такая причина не исключена, но судить наперед обо всех трудно. И среди не воров часто стойкость к страданиям имеет причиной невысокую чувствительность организма, равно как и смелость подчас бывает объяснима недостатком предусмотрительности.
* На воле самоистязание обычно функционально в большей степени: начинающий вор обучается владеть оружием и защищаться и часто являет при этом способность претерпевать страдания и подвергаться ранениям. Вот пример одного из способов защиты: уклониться от брошенного нападающим ножа, поймать этот нож и бросить в нападающего; я знал случай, когда субъект отрабатывал этот способ защиты и ему не помешали многочисленные ранения, которые он получал, упражняясь.
101
резают кожу на руках и ногах и снимают ее чулком; вырезают куски мяса (на животе или ноге), жарят их и поедают; напускают в миску кровь из вскрытой вены, крошат туда хлеб и съедают эту тюрю; обложившись бумагой, поджигают себя; отрезают пальцы рук, нос, уши, penis... всего не перечесть».
Этот же автор критикует распространенное представление о самоистязании как о форме протеста доведенных до отчаяния людей (об этом см., в частности,109),полагая, что обычно самоистязание — это способ «урвать кусок» от жизни:
«Попасть в больницу, где сестрички так лихо виляют бедрами, где дают больничный паек и не гоняют на работу, добиться получения наркотиков, диетпитания, посылки, свидания с заочницей и т.д.»
Ценность наблюдений Э. Кузнецова несомненна, но полагаю, однако, что сверхжестокость самоистязаний переходит границы, указуемые прагматическим расчетом. Здесь я усматриваю отчаянные поиски пути проявления отваги, качества столь важного в иерархических представлениях субъекта и его сообщества. Стремление к иерархическому продвижению настолько сильно, что лишенный обычных возможностей иерархического соперничества с членами своего сообщества субъект стремится совершить что-либо, убеждающее хотя бы только его в его иерархическом возвышении.
