Уголовная Россия - Чалидзе В.
Скачать (прямая ссылка):
этого института.
Эта тема — почти запретна для официальной советской публицистики: советские деятели утверждают, что в СССР уже нет профессиональной преступности, нет воровского
мира. Скрывая от общества подлинную информацию о о преступном мире, власти уподобляются средневековым правителям, которые, как сказывают, в случае скотоложества "сожигали человека и животное и даже подлинное производство по делу для того, чтобы возмутительный факт этот не дошел до потомства"*. Статистика засекречена, судебная хроника в прессе почти отсутствует, судебные дела даже правоведам не всегда доступны. Публикации и фильмы о жизни и деяниях преступников если и появляются, то тщательно стерилизованные осторожными авторами и цензорами: как бы не сказать чего-либо развращающего, как бы не узнала публика о действительном состоянии проблемы преступности вместо примитивной схемы, которую твердят обществу почти полвека:"Есть отдельные лица, нарушающие...", "Есть отдельные пережитки капитализма, обуславливающие..."
Попытки создать у общества ложное представление о состоянии этой проблемы объясняются, я думаю, не только удивительной склонностью нынешних правителей России к самому примитивному и постыдному хвастовству и поэтому к сокрытию всего, чем нельзя похвастаться, но и наивной уверенностью, что сокрытие информации о преступном мире — метод борьбы с преступностью.
Держать общество в неведении о состоянии преступности — значит держать его в заблуждении о себе самом. В результате многие начинают думать, что преступный мир и общество существуют как бы совсем отдельно, социологически и, если угодно, духовно не связанно. Между тем это не так. Преступники — часть общества, порождены обществом, проблему преступности бессмысленно изучать в отрыве от других социологических проблем, да и жизнь общества в целом надо изучать, помня и о преступности.
* "Журнал министерства юстиции" 1864, кн. 2, стр. 571.
9
Не только подцензурная публицистика стремится создать у публики такое неадекватное представление о проблеме преступности. И среди инакомыслящих можно всре-тить подчас представления о преступном мире, как о чем-то духовно отдельном от нации, от общества. "Блатарей я не считаю за русских", — говорит герой Солженицына и выражает этими словами весьма распространенное среди интеллигентной публики мнение.* Это очень легко, любя свою нацию, отделять от нее все, что не нравится. Так можно не считать за русских и диссидентов, и чекистов, и большевиков, и проституток, и спекулянтов — у кого какой вкус. Такой взгляд, быть может, успокоителен или пропагандистски удобен, но ничем не оправдан социологически. Те, кто хочет изучать нынешнее состояние нации и размышлять о путях ее будущего, разумно поступят, если будут в своем изучении более беспристрастны, если признают, что горячо ими любимая нация (как и любая другая нация) состоит из многих слоев, среди которых есть и не всем симпатичные, и притом нация сама порождает эти слои.
Я надеюсь, что, несмотря на неполноту предлагаемого исследования, оно поможет заполнить досадный пробел в русской социологической публицистике и, быть может, инициирует новые неподцензурные исследования в области социологии преступности. Такие исследования тем более важны для России теперь, ибо там даже традиционная
* Это мнение далеко, однако, от народного. Русские люди в массе своей издавна сострадали узникам и среди них даже самым отвратительным разбойникам. Теперь если это и иначе, то лишь в отношении политических узников. Вот недавний эпизод. Одна дама приехала во Владимир узнать о своем друге, политзаключенном. Разыскивая тюрьму, она обратилась с распросами к местной жительнице, простой женщине. "Вот там православные, а там политические", — ответила та, указывая на разные здания тюрьмы. Поймет ли когда-нибудь эта женщина, что действительно православных больше ныне именно среди политических, нежели среди уголовников, которых она, сострадая, назвала православными?
10
уголовная преступность не слишком локализована в каком-либо определенном слое общества (о чем свидетельствует то, что доля рецидивистов невелика в общей массе осужденных — всего 1/4 до 1/3); а уж такие "чисто советские" виды преступлений, как спекуляция и иное частное предпринимательство, как хищения социалистического имущества распространены столь широко, что власти вынуждены прибегать во многих случаях к мягким административным и общественным методам преследования в борьбе против этих деяний — иначе пришлось бы начать массовые уголовные репрессии.
* * *
Эти очерки задуманы были мною очень давно, и я долго и понемногу собирал информацию, общаясь со сведущими людьми в России. Я благодарен им за помощь, но не решаюсь назвать их имена здесь.
В работе над книгой для меня было весьма полезным общение с Владимиром Козловским, Виктором Кабач-ником, Павлом Литвиновым. За интересное обсуждение и критические замечания я признателен Максу Хейварду. Строб Талботт, взявший на себя труд высказать критические замечания по рукописи, оказал мне весьма важную помощь. За дискуссию по первой части книги я весьма благодарен проф. Липману Берсу и проф. Александру Вольпину. Редакционная помощь Елены Штейн была необычайно ценна для меня,
