Уголовная Россия - Чалидзе В.
Скачать (прямая ссылка):
"Испортили меня в детском доме. Когда мы — выпускники — собрались, чтобы ехать к месту назначения, директор обратился к нам с просьбой: "Оставьте чемоданы, пойдемте в класс, поговорим по душам". Мы пошли. Директор говорил, что нас ждут на заводе и чтобы не теряли связь с воспитателями детдома.
И вдруг вбегает наша девочка: "Нас обманули. Обыскивают наши чемоданы". Мы все выбежали в коридор. Да, чемоданы были открыты. Нас позвали в класс, чтобы сделать обыск — не украли ли мы что. Вот тогда я перестал многим верить. Они внешне хороши, а внутренне— подленькие."
323
Не знаю, есть ли это результат успеха коммунистического воспитания трудящихся или это следствие глубинных и нам неведомых социально-психологических причин, но советская публика в среднем проявляет известную активность в борьбе с преступностью в стране, к тому же власти настойчиво проповедуют, что такая борьба — обязанность каждого гражданина.
Конечно, как и в других странах, в России много сетований на то, что на улице или в вагоне метро публика подчас старается не вмешиваться, когда кто-то ворует или хулиганит. Однако я не удивлюсь, если в результате сравнительного исследования окажется, что в России посторонние люди чаще оказывают помощь жертве преступных притязаний и властям в задержании нарушителей, нежели в других странах. Однако я имею в виду даже не это, когда говорю об активности советских лк> дей в борьбе с преступностью.
Важно, что в России воспринимается как нечто естественное то, что многие частные лица активны в со-действии судебно-полицейской деятельности. Иногда и)й активность использует организационные формы, предложенные государством. Таковы, например, товарищеские суды и институт народных дружин. Перечень таких организационных структур обширен; в советской исто* рии печально известны разного рода общественные группы содействия (судам, прокуратуре, органам госбезопасности и т. п.) — власти откровенно предписывали им как главную форму деятельности сигнализацию, чтобы не сказать доносительство. За активность в такой сигнализации не раз публично прославляли рабселькоров» стахановцев и прочих активистов.
Иногда активность самочинна, неорганизованна: написать донос, выступить на собрании с разоблачением кол» леги или не очень высокого начальства, доверительно сообщить о своих подозрениях парторгу или даже по собственному почину следить за предположительно преступным поведением соседа или коллеги — все это не только
]
I
324
поощряется начальством, но и не слишком порицается публикой (разве что увлечение проявится чрезмерно — такого человека станут не столько порицать, сколько Пояться).
Такая активность может очень мешать нормальной судебно-полицейской деятельности государства: власти убедились в этом во время настоящей эпидемии доносительства в сталинское время, и после смерти Сталина доносительство временно не слишком поощрялось. Но псе же власти заинтересованы в такой активности насе-пения, и не секрет для жителей России, что стукачей предостаточно в любом учреждении, в любом доме.
Роль власти в развитии доносительства не только в I ом, что они поощряют доносчиков вниманием. Уголовный закон карает недонесение о совершенных или готовящихся преступлениях, лишь если это достаточно серьезные преступления (перечень см. в ст. 881 и 190 УК КФСР). В отношении остальных преступлений недоносительство не наказуемо, но морально порицаемо. Советский юрист пишет:470
"Моральный долг каждого советского гражданина — способствовать борьбе с преступностью всеми мерами, в том числе и путем сообщения в соответствующие органы о совершенных или готовящихся преступлениях".
И это не пустые слова: человека будут корить на собрании за неактивность в сигнализации.
Заведомо ложный донос — наказуем, но, судя по практике, столь редко, что не отпугивает других подоб-
.....х корреспондентов. Из истории известно, что даже
суровые кары за ложный донос не могли умерить этой верноподданической активности: даже и не за ложный донос подвергались в старину пытке кричавшие "Слово и дело Государево", а все же кричали, зная, что идут мм пытку. А теперь редчайшие и никому не ведомые сиучаи преследования за ложный донос и подавно не останавливают любителей, да и власть не намерена отпу-
325
гивать доносчиков; я думаю, что на практике рискованным является не ложный донос, а донос, неугодный властям. Ныне чиновники не столь откровенны, но в 20-х годах даже обсуждалась возможность отмены наказания за ложный донос: при обсуждении статьи о лжедоносах на 3-й сессии ВЦИК 9 созыва Рязанов указал на содержащуюся в этой статье опасность:
"Вы знаете, - говорил он, — в каком состоянии запуганности находится российский обыватель. Вы знаете, что бороться с бесконечным распространением преступлений... невозможно, пока мы не добьемся того, чтобы всякий гражданин знал, что донос в суд это не есть донос, что это есть его обязан-*
I
ность. Если вы хотите воспитать эту добродетель, если вы хотите воспитать чувство доверия... , то развивайте способность доноса и не пугайте за] ложное донесение".471
